Письмо другу

Когда 18 лет назад во время свадебного путешествия мы с любимой оказались в Милане  (Милан — Венеция — Римини — Сан-Марино — Флоренция — Рим), кофе стал для нас первым потрясением. В отель поселились вечером, делать было нечего, и мы пошли бродить по вечернему Медиолануму. Первый пункт — маленькая семейная траттория. Парень в углу наигрывал на гитаре, кроме нас посетителей не было. Переборы струн, крепчайший кофе и мы, влюбленные… Что еще нужно, чтобы начать свой путь по голенищу страны-сапога? Правда, нам этого показалось мало, и, не желая терять время на сон, мы отправились осматривать сумеречные достопримечательности, из которых возле отеля обнаружилось только старое кладбище.

Милан все-таки несколько смягчил наше падение в плотные слои истории своей индустриальной агрессивностью. Домский собор, Ла-Скала, Сфорца — да, но все-таки этот город даже в большей степени европейский центр, чем Рим.

Венеция… Город-аттракцион. Стада разноязычных туристов, толкотня гондол на изгибах каналов, битвы за точку съемки. Мы с любимой взяли себе гондолу на двоих (неслыханное расточительство!) и гордо плыли в обнимку, озирая экономичных соседей-немцев и прочих шведов, набивавшихся в длинноносые лодки по шесть-восемь персон. Наверное, тогда я получил самые веские доказательства несовместимости русского и европейского менталитета. Гондольер попался мощный и спокойный, похожий на Николая Крючкова в роли московского таксиста: без лишних слов, суеты и движений, сплав опыта и достоинства. Это был час красоты и романтичного покачивания на волнах. Но все-таки порой возникало ощущение, что плывем мы в лакированном черном гробу, обитом алой парчой, и если спросить возницу: «Как имя твое?» — он спокойно ответит: «Харон». На пристани, ожидая отплытия на Большую землю, нам развернули по горизонту грозовой фронт с многочисленными всполохами. Великолепное зрелище! После этих молний у меня появилась еще одна мечта (из тех, что пока еще не сбылись): посетить Венецию в январе — между Рождеством и Карнавалом, в самую мрачную и безлюдную пору.

В Римини мы опрашивали местное население: где тут могила великого Федерико Феллини и Джульетты Мазины? Нам очень надо... Все недоуменно пожимали плечами. Один из барменов (местный, мы уточнили!) наморщил лоб и выдал: «А… Он, кажись, «Оскара» получил?» Пришлось рассказать парню кое-что из истории итальянского кинематографа. В итоге мы ее все-таки нашли... Пришли в сиесту, перед нами пытались закрыть ворота кладбища, но мы рассказали слезливую историю о своем паломничестве из холодной России, и сторож смилостивился. Латунный нос корабля с рваной обшивкой работы Альфредо Помодоро среди белоснежных ангелов и мадонн, конечно, впечатляет. Но маленький ручеек с одиноким цветком гладиолуса,  печально плавающим под  угрожающим металлическим монстром, был пронзительнее и трагичнее. Мы сидели на скамейке у могилы великих художников и их маленького сына и тихо грустили. Memento mori. Это тоже придумано в исторических недрах латинского сапога.

Сан-Марино — детский мир для  пацанов: рыцари, булатные мечи, пушки, арбалеты. До сих пор жалею, что не купил арбалет — вот смеху-то было бы в Шереметьево на таможне!

Что можно сказать о Флоренции? Что добавить? Но новобрачным посоветую — сначала поднимитесь на холм Сан-Франческо. Осознайте это богатство, которое лежит у ваших ног, а потом уже спускайтесь в долины истории и припадайте к камням, хранящим останки могущественных умов Средневековья.

Рим… Он величественен. Всегда. На любом углу. Самый важный орган сапога: Рим — колено Италии. Сустав, благодаря которому что-то еще движется в истории мира. Когда натыкаешься на камень дохристианской эпохи рядом с современным газетным киоском, башку сносит реально…  А потом, вернувшись домой, совсем иначе воспринимаешь Покровский собор и наш родной итальянский Кремль (грацие, сеньор Аристотель Фиораванти!).

Мне кажется, мы все-таки очень близки с итальянцами...

Сергей Крайнев